Поезд в Нюрнберг

В ходе процесса, открывшегося 20 ноября 1945 года в Нюрнберге, перед Международным военным трибуналом (МВТ) из восьми судей, представлявших четыре страны антигитлеровской коалиции, предстали главные военные преступники нацистской Германии. «Пульт управления» публикует уникальный архивный материал: выдержки из воспоминаний советского военного железнодорожника Николая Молчанова, руководившего перевозкой тысячи заключённых в Нюрнберг.

В течение лета 1945 года советские железнодорожники обустраивали пути сообщения в советской зоне Германии. Одним из главных организаторов этого сложного процесса был комиссар 29-й железнодорожной бригады Николай Молчанов («Пульт управления», № 4, 2020, уже публиковал отрывки из его воспоминаний, посвящённые эвакуации гражданского населения из Берлина). Он вспоминал: «Необходимо было создать ремонтные бригады – в целом восстановлению подлежало около 5000 км железных дорог разной степени повреждённости... Следующим шагом стало составление расписания и графиков – первого, учитывавшего нужды местного населения... В течение июня мы не взимали никакой платы за проезд, а начиная с июля установили льготные дни, когда проехать на поезде можно было почти бесплатно. Много времени и сил ушло на то, чтобы остаться независимыми от СВАГ (Советской военной администрации в Германии. – Ред.).

К сентябрю Молчанов с гордостью отчитывался о возросшем до половины довоенного уровня объёме перевозок и сокращении на треть аварийных происшествий. «Мы нашли отчёты о состоянии железных дорог в Германии в годы войны... Даже во время полного напряжения всех мощностей они составляли едва ли половину от общего количества грузов на советских железных дорогах. Трудно представить, как Гитлер мечтал с такими объёмами победить в войне».

Однако осенью Молчанов получил задание, которое удивило его самого. «В десятых числах октября на моё имя пришла телефонограмма. С [начальником Центрального управления военных сообщений Советской армии генерал-лейтенантом Владимиром] Дмитриевым связывался сам Берия, в свою очередь выполнявший указания Сталина, а начальник писал уже мне. Помню, что напрямую он ничего не сказал, за исключением «доставки груза особой важности». Это были наши профессиональные кодовые слова, но мы никогда не знали, что именно скрывается под «грузом»... В течение нескольких следующих дней была встреча с Жуковым и товарищами из руководства СВАГ, мне не известными. На ней нам и обозначали задачу: доставить из Берлина в Нюрнберг около тысячи арестованных гитлеровцев, которые будут обвиняемыми и свидетелями на Международном военном трибунале».

Отметим, что это число – лишь малая толика немцев, которые не прошли так называемой первичной фильтрации, то есть были задержаны сразу после 9 мая. Основную их часть быстро стали отправлять на восток. В эту же тысячу были отобраны, с одной стороны, подозреваемые с самыми тяжёлыми обвинениями, а с другой – самые важные свидетели.

Молчанов вспоминал, как у него на столе «оказался огромный ворох бумаги... Листы были напечатаны на плохонькой машинке, однако я не мог оторваться от чтения... Это были краткие анкеты обвиняемых, составленные после первого допроса. Я читал их ночь напролёт, и передо мной разворачивалась полная история гитлеровского режима... Впервые я составил себе представление о людях, которые принесли нам так много зла, бед и горя: об их классовом положении, образовании, профессиях, семьях... Словом, передо мной предстал живой облик тех, кого мы и людьми не считали...»

Следующим утром были получены указания, причём главным требованием стало обеспечение полной безопасности во время поездки. «Здесь меня охватило чувство, понятное всем советским людям. Почему этих преступников просто не расстрелять? Ведь они не прошли даже первичной фильтрации, то есть их вина была очевидна и фактически доказана... О каких нормах права и законности можно говорить по отношению к тем, для кого эти слова ничего не значили? Позже я узнал, что не я один так думал. Кто-то из офицеров охраны вообще решил, что у нас есть тайный приказ отвезти их подальше от Берлина и там расстрелять. Но местные жители расправились бы с ними быстрее. Однако главным лозунгом, с которым нам буквально приказывали жить в те дни, было «ни в чём не быть похожим на гитлеровских преступников». Если они могли поступать так с пленными, то мы – нет».

Уже на следующий день Молчанов представил черновой проект составления поезда для перевозки нацистских преступников. Это оказался удлинённый пассажирский поезд, ведомый редким в Германии 1945 года локомотивом – знаменитым ФД («Феликс Дзержинский». – Ред.). «Сначала вышло 13 вагонов, что не понравилось Начальнику – мол, несчастливое число... Но я понял, что ошибся, не посчитав охрану, переводчиков и врачей (да, даже медицинские работники должны были сопровождать поезд, чтобы доставить немцев живыми и здоровыми). Вопрос о локомотиве даже не стоял: такой поезд мог тянуть только ФД».

Этому придавалось и идеологическое значение: ФД был символом индустриализации и технических успехов СССР на железных дорогах. Он неизменно вызывал почтительное уважение у западных инженеров, которые видели его в том числе и в Германии.

Однако тут же возникла и проблема. Дело в том, что в это время на территории советской зоны в Германии был только один ФД с переделанной под немецкую колею колёсной базой, но и его сопровождали технические неполадки. Молчанов настоял на своём, и в итоге ФД, предназначенный для перевозки тяжёлой техники в район Берлина, был отдан под особое задание – благодаря звонку Жукова.
«Первой нашей идеей было перевозить гитлеровских преступников так же, как они сами везли людей в концентрационные лагеря, – в теплушках. Однако от этой мысли пришлось отказаться, раз уж мы придерживались принципов справедливого отношения к нашим пленным». Два дня Молчанов ездил по Берлину в поисках плацкартных вагонов. «Здесь нам повезло. Нашлись как раз такие вагоны, которые мы и хотели. Старые, исцарапанные и обшарпанные, иногда с заколоченными досками окнами, совсем недавно щедро обработанные хлором от клопов, – это были достойные вагоны для верхушки «тысячелетнего рейха».

Кроме того, плацкартные вагоны подходили и для ещё одной необычной задачи, стоявшей перед советскими железнодорожниками. Они должны были разбить вагоны фанерными перегородками в шахматном порядке, чтобы ехавшие в них немцы не могли напрямую общаться друг с другом. «Мы работали всю ночь и следующий день. К моему удивлению, к нам подошли и предложили помощь простые берлинцы, среди которых были и мальчики, и старики – только мужчин призывного возраста не было. Разумеется, работа наша должна была проходить по возможности в тайне, но трудно что-то утаить от местного населения полуразрушенного города. И вот немцы узнали, кого мы собираемся везти на том самом поезде, который они помогали переделывать. Вскоре к нам пришли несколько десятков человек – хорошо помню, что большинство из них были женщины, – и почти в официальной манере, подав напечатанную бумагу, потребовали, чтобы мы отдали гитлеровцев им для народной расправы. Убивать их они обещали у нас на глазах и пощады никому не давать...»

Молчанов объяснил через переводчика, что нацистских преступников везут на суд в Нюрнберг, где им будет вынесен справедливый приговор. Это успокоило берлинцев. Но теперь они предлагали свою помощь уже в переделке вагонов. Молчанов с благодарностью согласился.

Во время этой работы он вновь был немало удивлён, когда выяснилось, что многие берлинцы не только понимают русский, но и могут объясняться на нём – их помощь вскоре потребовалась. Дело в том, что поезд с нацистскими преступниками – вернее, каждое «отделение», образованное перегородками, – должны были сопровождать переводчики. Молчанов предположил, что всего их должно быть около 250 – по одному на четверых немцев. Понятно, что такого количества переводчиков найти за сутки не удалось, поэтому на поезд определили солдат гарнизона СВАГ, которые знали немецкий, и тех самых берлинцев, понимавших русский. Для переводчиков потребовался отдельный вагон, который решили объединить с ремонтным. Наличие ремонтников объяснялось очень просто: множество путей было всё ещё в нерабочем состоянии, и сшивка рельсов или переукладка шпал могли понадобиться уже во время самой поездки. Длина поезда выросла до шестнадцати вагонов.

Молчанов столкнулся с очередной трудностью. Дело в том, что выходить в туалет или на перекур немцы могли только в строгой очерёдности, ни в коем случае не пересекаясь друг с другом. Им даже была разрешена своего рода прогулка: раз в три часа «пассажиры» каждого вагона могли в течение 15 минут пройти из конца в конец свой вагон и следующий, а за ними наступала очередь их соседей. Следовательно, требовалось составить нечто вроде расписания почти для тысячи человек. Молчанов корпел над этим графиком сутки напролёт, пока не свалился от переутомления.
«Когда уже почти всё было готово, я получил новое указание. Нам строжайшим образом воспрещалось выпускать немцев из поезда. Это означало, что мы должны были фактически опломбировать 13 вагонов поезда, а открытыми оставались только три наших... Кроме того, было не понятно, что нам делать на остановках... Признаюсь честно, я думал о том, что гитлеровские преступники могут воспользоваться стоянкой поезда для попытки бегства. На этот случай был дан однозначный приказ – открывать огонь на поражение... Я распорядился выставлять вдоль поезда стрелковые цепи на каждой из станций – даже несмотря на то, что на платформах нас уже встречала вооружённая охрана».

В подготовке к такой непростой поездке Молчанов забыл о еде и питье для своих «пассажиров». «Я сразу понял, что наших вагонных кухонек с трудом хватит для своих, не то что для немцев. Надо было как-то выкручиваться, чтобы не увеличивать и без того сверхдлинный поезд. И тут меня натурально осенило. Я предложил в каждом вагоне разместить бочку в точности с той самой «едой», которой немцы кормили узников концентрационных лагерей во время этапирования. «Еду» разносили кашевары, чтобы наши уважаемые «пассажиры» не передрались за лишнюю ложку». Неоценимую помощь оказал четырёхосный тендер паровоза ФД, позволявший циркулировать по трубам поезда огромному количеству горячей воды, благодаря чему «еда» в металлических бочках оставалась тёплой всё время. Также была предусмотрена дополнительная раздача еды на станциях, где останавливался поезд.

Сама поездка продолжалась с 31 октября, когда «пассажирские» вагоны были закрыты и опломбированы, по 7 ноября. Доставку нацистских преступников в Нюрнберг приурочили к очередной годовщине Октябрьской революции.

Не обошлось в эти семь дней без происшествий. Несколько раз во время пути поезд останавливали местные жители. По воспоминаниям Молчанова, узнав о том, кого перевозит состав, они выходили на железнодорожное полотно и требовали отдать им на расправу гитлеровцев. Несколько раз советским солдатам приходилось стрелять в воздух. Сами «конвоируемые» (впрочем, не все) попыток к бегству не предпринимали. Единственное проявление саботажа состояло в том, что они иногда срывали режим курения, стараясь выйти в тамбур половиной вагона. Кроме того, они неоднократно жаловались на тяжёлые условия поездки и плохую еду, но Молчанов на немецком объяснил им, что это «воспитательная мера». Разумеется, все их разговоры при этом записывались для последующей передачи в суд.

Самая необычная встреча спецсостава произошла на последней перед Нюрнбергом станции. Там поезд с гитлеровскими преступниками ждали официальные представители МВТ. В торжественной обстановке локомотив ФД был украшен штандартами четырёх держав-победительниц: СССР, США, Англии и Франции. Члены трибунала успели к тому времени обработать множество показаний очевидцев, в том числе сняли копии с фотографий из концентрационных лагерей. Эти снимки они развесили по стенкам плацкартных вагонов, чтобы хотя бы последние сутки пути перед нацистскими преступниками были свидетельства их деяний.

7 ноября поезд прибыл в Нюрнберг. Его встречала делегация МВТ, распределявшая обвиняемых по тюрьмам и арестантским домам. В знак презрения к нацистским преступникам с них была снята военная форма одежды и там же, на вокзале, сожжена.

Владимир Максаков